17 лет назад 1 ноября 2006 в 12:27 3793

концепция рыцарстваСейчас я вам буду рассказывать про то, насколько странной является концепция рыцарства. Однажды я уже пытался что-то по этому поводу написать и даже написал, но должен сказать, что с тех пор идей появилось у меня существенно больше. Они тут у кого хочешь появятся — достаточно пару дней CNN посмотреть в сочетании с другими, не столь тенденциозными, каналами.

Вот смотрите. Возьмем некоего абстрактного средневекового рыцаря и попытаемся представить, насколько эффективна его система моральных и остальных ценностей.

Его много лет готовили воевать. Он образован, на него затрачено много денег и иных средств, для него были сделаны доспехи, меч и прочие причиндалы, предназначенные для уничтожения себе подобных. Он безмерно крут и являет собой очень серьезную боевую единицу. Фактически, единственное слабое место — это его морально-этический кодекс.

Классический западный рыцарь, к примеру, должен воздерживаться от предательских нападений из-за угла (ну, оно и понятно — такая железная штука по внезапности могла, в принципе, сравниться с танком). Он должен проявлять уважение к смелости своих оппонентов и относиться к ним с уважением в том случае, если они соблюдали аналогичный кодекс чести. Он должен защищать слабых, наказывать плохих и вообще служить образцом для подражания. 

К тому моменту, когда у рыцаря наступал кризис среднего возраста, он (если доживал, конечно) в силу своей принадлежности к аристократической среде получал возможность влиять на политические процессы, происходившие в его вотчине, а в том случае, если его мозги к этому моменту еще не были окончательно отбиты столь же благородными рыцарями, мог вылезти, выражаясь современным языком, и на федеральный уровень.

Система управления государством, неотъемлемым элементом которой было развитое рыцарство, была достаточно эффективной, поскольку ее отдельные элементы руководствовались морально-этическими нормами, общими для всего сословия рыцарей и понятными всем без исключения. А, как вы понимаете, рыцари плюс ко всему еще играли роль, аналогичную вооруженным силам и, частично, спецслужбам в современном обществе.

Хорошо подготовленный рыцарь был в состоянии противостоять десятку-другому лесных разбойников или иных нежелательных элементов по целому ряду причин, но в том числе и потому, что был целиком одет в железо. Два десятка рыцарей с легкостью давили крестьянский бунт, сотня — вооруженное восстание ремесленников, тысяча могла развернуть историю средневекового государства и поставить ее на совершенно иные рельсы, что не раз, собственно, и исполнялось.

Схема мира «а-ля рыцарь» не то чтобы была сильно простой, но она, по крайней мере, была логичной. Особенно в теории. Право — реальное право карать и миловать — можно было получить, однако в нагрузку к этому праву прилагались мораль, этика, определенные знания, безусловное подчинение сюзерену, готовность отбросить свои хорошо натренированные копыта по первому слову этого самого сюзерена и достаточная сила воли для того, чтобы вполне естественный для любого нормального человека инстинкт самосохранения в нужных ситуациях давить просто в зародыше.

Безусловно, немаловажную роль в процессе подавления этого важного инстинкта сыграло христианство, которое по сути своей устроено очень и очень грамотно: соблюдаешь ряд постулатов и норм — можешь рассчитывать на то, что смерть для тебя не явится обломом.

Возникает закономерный вопрос: почему же вдруг такая эффективная система начала стремительно терять свои достоинства? Почему институт рыцарства так бесславно сгинул в Средневековье, и почему все попытки его возродить закончились полным фиаско?

Ответ на этот вопрос, как ни странно, чрезвычайно прост. Всю сложную иерархическую систему, построенную на чести, доблести и иных совершенно не порочащих любого человека качествах, систему, которая казалась незыблемой просто потому, что отдельный ее представитель был настолько же выше во всех смыслах обычного человека, насколько обычный человек был выше обезьяны, разрушила банальная технологическая новинка, которую назвали арбалетом (а потом добило боевое построение под названием швейцарская баталия, но это была уже несколько другая история).

Разумеется, в тот день, когда арбалет был изобретен, с рыцарством ничего плохого не случилось. Процесс был очень постепенным, длительным и мучительным, но вкратце он вполне поддается описанию, причем одной фразой: зачем, простите, нужна честь, доблесть и личное мужество, если любая сволочь, засевшая на вершине ближайшего холма, арбалетным болтом может снести тебе голову?

Правильный ответ: не нужна ни разу. Зато резко появилась необходимость в большом количестве арбалетчиков. Война перестала быть противостоянием храбрых людей, которые готовы были умереть, не теряя уважения к своему убийце, равно как и готовы были убить, испытывая аналогичные чувства. Война превратилась в тупую мясорубку, где наравне с мудростью полководцев роль стала играть еще и массовость мероприятия (это уже про баталию — построение именно мясорубочного характера, чем оно, собственно, и сильно).

После появления арбалета ситуация развивалась экстенсивно, но вектор был уже четко определен обстоятельствами: личная доблесть нивелировалась, массовое рубилово рулило. Кстати, это одновременно с повышением роли массовости в бою численность войск начала неуклонно расти по всему миру, достигнув своего предела в двадцатом веке, когда только в одном сражении погибало до полумиллиона солдат. А технология тем временем победила этику. Какой-то изобретатель, догадавшийся соединить лук с основой и рычагом, поставил крест на морали.

Прошло очень-очень много лет. Все это время, с незначительными перерывами на восстановление численности населения, человечество старательно совершенствовало технологии, забив при этом на тот факт, что над собой тоже неплохо было бы поработать. В результате у нас в руках оказались атомная бомба, химическое и биологическое оружие, всеобщая взаимная ненависть и жизнь по принципу «Умри ты сегодня, а я завтра» (ну, и еще, как следствие, у меня дворники с автомобиля регулярно воруют. Шутка).

Высокие технологии еще больше усугубили эту прискорбную ситуацию. Они дали доступ к информации практически всем, кто хотел бы ее получить. Они дали нам информационный конвейер, позволяющий теперь и мозги равнять под одну гребенку. Люди, находящиеся у рычагов, декларируют идею всеобщего равенства возможностей, не задумываясь над тем, что это в принципе невозможно. Все люди разные.

Но высокие технологии дали нам и надежду. Технологии создания искусственных материалов дали нам надежду на то, что когда-нибудь отдельный человек опять сможет стать достаточно значительной боевой единицей для того, чтобы быть почти неуязвимым для «Томагавка». Работы, ведущиеся последнее время преимущественно японскими учеными в области камуфлирования всего и вся, возможно, сделают солдата невидимым, и не только для танков, а вообще. Если будет решен вопрос с созданием по-настоящему мощного и портативного источника энергии, то есть шанс появления солдат, боеспособность которых будет сопоставима с оной танкового батальона.

Эта надежда опасна. Ибо скорость развития высоких технологий прямо пропорциональна скорости деградации морально-этических норм. Люди в массе своей отучились примерять свои поступки, совершаемые по отношению к другим людям, лично на себя, они уверены, что если они в пятнадцатилетнем возрасте подожгли уличного кота (это не шутка — у меня этот кот прожил после этого больше 6 лет, хотя в то, что он выживет, верили немногие), то никто и никогда с ними не поступит аналогичным образом.
Ничего подобного. Жестокость порождает жестокость, зло порождает зло.

И хотя я не теряю надежды, что когда-нибудь наше общество изменится достаточно для того, чтобы не стыдиться самого себя, изменения эти будут чрезвычайно болезненными для всех.

Но в том случае, если они будут происходить самопроизвольно или, того хуже, будут инициированы людьми класса «поджигателей котов», на выходе мы получим хаос, а хаос при нынешнем количестве техногенных игрушек, разбросанных по поверхности планеты, означает с очень высокой степенью вероятности гибель всей биосферы. Ибо ядерный реактор, оставшийся без присмотра на неделю, способен существенным образом снизить инвестиционную привлекательность территории в тысячи квадратных километров.

Но есть и другой вариант. Может быть, кто-нибудь когда-нибудь догадается, что сейчас у человечества есть уникальный шанс, задействовав свои технологии, пойти по другому пути. Не пытаться все и вся равнять, не пытаться делить мир на золотой миллиард и всех остальных, не лечить одну и ту же болезнь в одной стране достижениями суперсовременной фармакологии, а в другой — напалмом, а просто следить, чтобы в каждом конкретном случае в каждом конкретном месте люди чувствовали себя людьми. И были уверены в том, что позитивная деятельность себя окупает всегда, а все остальное не окупает никогда и даже более того — зачастую вредит здоровью.

Но чтобы подобная схема могла заработать, придется отказаться от мысли про всеобщее равенство. Придется отказаться, возможно (только не кричите на меня!), даже от демократии, по крайней мере, в западном представлении о ней, потому что распространить эти принципы на всю планету просто нереально. Ни при каких обстоятельствах. Народ-то разный.
И если когда-либо система принятия решений будет перенастроена подобным образом, то я первый пойду в оруженосцы.

Потому что лично я еще не потерял надежду.

Иные

Рыцарство, однако, не было исключительно западным изобретением.

К примеру, достопамятных самураев тоже можно было отнести к категории рыцарей, правда с учетом восточного менталитета, который не мог не наложить свой отпечаток на их действия и моральные устои.

По-своему, безусловно, они были благородными людьми, однако их благородство, на взгляд правозащитника 20-го века, выглядит местами странно.

К примеру, в редких фильмах про справедливых и добрых самураев упоминается так называемое право пробы меча, любопытный закон, согласно которому самурай мог ни с того ни с сего зарубить любого простолюдина, попавшегося ему на дороге, для проверки качества своей катаны. 

О религии

Я с колоссальным уважением отношусь к большинству религий вообще.

Я убежден, что не мне критиковать учение, которое по сути своей призывает исключительно к добру, существует уже более двух тысяч лет, и которое за это время сочли заслуживающим внимания миллиарды людей, причем настолько заслуживающим внимания, что даже мировая история зачастую определялась именно им.

И, простите, кто я такой, чтобы с ходу говорить, что это плохо и это неправильно?

Излишняя религиозность не входит в список моих основных черт, но и браться оценивать христианство как учение и тем более критиковать его я, наверное, не соберусь никогда.

Ибо в мире много умных людей, а любая устойчивая религия, да еще изначально основанная на хорошем отношении к ближнему, — это продукт деятельности людей фантастически умных.

И, как религия разумная, христианство достаточно спокойно относится к выпадам в его адрес и прочим плохо обдуманным выступлениям, главным образом потому, что может спокойно себе это позволить: сто лет туда, сто лет сюда — что это для учения с двухтысячелетней историей?

И где сейчас те воинствующие граждане, которые с уверенностью в голосе хоронили христианство 50-100-500 лет назад?

Remo

Никто не прокомментировал материал. Есть мысли?